Переосмысление образа русского богатыря в русской поэзии XIX – XX вв.

В русской поэзии немало стихотворений, в которых образы былинных богатырей получают интерпретацию под пером писателя-стихотворца. Так, в стихотворении «Илья Муромец» Алексея Константиновича Толстого читаем:

Под броней с простым набором,
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Дедушка Илья.

В этом произведении многое удивляет и настораживает. Обычно былины слагаются возвышенным языком и сложно воспринимаются на слух. А в произведении Толстого все по бытовому просто:

И ворчит Илья сердито:
Ну, Владимир, что ж?
Посмотрю я, без Ильи-то
Как ты проживешь?

Стихотворение написано двустопным размером — хореем: ритмическое ударение в стопе падает на первый слог:

ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́ __
ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́
ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́ __
ᴗ́ __ᴗ́ __ᴗ́

Хорей – размер подвижный и быстрый, он не совпадает с протяженным, ритмически вольным рассказом, который отличает былину.

Алексей Толстой специально выбирает размер, совершенно непохожий на былинный.

Поэт меняет и своего героя. Илья Муромец в былине смелый, надежный, служит своему князю верой и правдой. А герой Толстого – дедушка Илья, уехавший c княжеского пира в «вольное поле». Эти стихи завершаются так:

«Душно в Киеве, что в скрине,
Только киснет кровь!
Государыне-пустыне
Поклонюся вновь!
Вновь изведаю я, старый,
Волюшку мою –
Ну же, ну, шагай, чубарый,
Уноси Илью!»

Для поэта Алексея Толстого былинный герой – не тот, у которого меч-кладенец, не тот, который служит верой и правдой своему князю и своему народу. А тот, для кого главное – русская воля, простор и свобода.

Прочитаем стихотворнеие Ивана Алексеевича Бунина «На распутье»:

На распутье в диком древнем поле
Черный ворон на кресте сидит.
Заросла бурьяном степь на воле.
И в траве заржавел старый щит.

На распутье люди начертали
Роковую надпись: «Путь прямой
Много бед готовит, и едва ли
Ты по нем воротишься домой.

Путь направо без коня оставит –
Побредешь один и сир, и наг, —
А того, кто влево путь направит,
Встретит смерть в незнаемых полях…»

Жутко мне! Вдали стоят могилы…
В них былое дремлет вечным сном…
«Отзовися, ворон чернокрылый!
Укажи мне путь в краю глухом».

Дремлет полдень. На тропах звериных
Тлеют кости в травах. Три пути
Вижу я в желтеющих равнинах…
Но куда и как по ним идти?

Где равнина дикая граничит?
Кто, пугая чуткого коня,
В тишине из синей дали кличет
Человечьим голосом меня?

И один я в поле, и отважно
Жизнь зовет, а смерть в глаза глядит…
Черный ворон сумрачно и важно,
Полусонный, на кресте сидит.

Былинный камень, возле которого богатыри выбирали дорогу, преобразован Буниным во вселенский образ борьбы жизни со смертью. Перед камнем — не три богатыря, а одинокий лирический герой, риторические вопросы которого («куда и как идти?», «где равнина дикая граничит?») обнажают его неизбывную внутреннюю тревогу.

Осознавая, что в конце пути всех людей ждет смерть, автор толкует образ воли по-своему: воля — это далеко не простор и свобода, как в стихотворении Толстого, а состояние умирания: степь «на воле» зарастает бурьяном, щит ржавеет, кости разлагаются. Поэтому не случайна рифма в первой строфе «поле — воле».

Лирическому герою на распутье остается взывать лишь к ворону — единственному живому здесь. Бунин рисует страшную картину: ворон не летает, не охотится за падалью, не каркает, пророча гибель, а недвижно сидит «в полусне» на кресте. «Дремлет» и полдень, «дремлет былое» — все поросло быльем. «Древнее поле» стало диким, безлюдным. В аллитерации «др» мы как будто слышим карканье полусонного ворона.

Но вдруг в этой мертвящей тишине раздается человеческий голос, он вопрошает эту дикую волю, и степь как бы потихоньку пробуждается, преображаясь в «желтеющую равнину», и герой видит «синюю даль» и слышит «человеческий оклик».

Но в финальном четверостишии нет полного пробуждения: жизнь зовет откуда-то издалека, а смерть тут, поблизости, «глядит в глаза». Таким образом, Бунин строит стихотворение на основе противопоставления визуального и слухового образов: смерть близко и молчит, а жизнь далеко и говорит, зовет. На границе этих миров — ворон-постовой.
Образ креста олицетворяет перекрестье дорог, их с-крещение, а наш путник, стоя на рас-путье, должен совершить как бы обратное движение: собрать разошедшиеся пути-дороги.


Прочитаем еще одно стихотворение того же автора – «Святогор и Илья»:

На гривастых конях на косматых,
На златых стременах на разлатых,
Едут братья, меньшой и старшой,
Едут сутки, и двое, и трое,
Видят в поле корыто простое,
Наезжают— ан гроб, да большой:

Гроб глубокий, из дуба долблённый,
С чёрной крышей, тяжёлой, томлёной,
Вот и поднял её Святогор,
Лёг, накрылся и шутит: «А впору!
Помоги-ка, Илья, Святогору
Снова выйти на Божий простор!»

Обнял крышу Илья, усмехнулся,
Во всю грузную печень надулся,
Двинул срыву… Да нет, погоди!
«Ты мечом!»— слышен голос из гроба.
Он за меч,— занимается злоба,
Загорается сердце в груди, —

Нет, и меч не берёт! С виду рубит,
Да не делает дела, а губит:
Где ударит— там обруч готов,
Нарастает железная скрепа, —
Не подняться из гробного склепа
Святогору во веки веков.

Кинул биться Илья— Божья воля!
Едет прочь вдоль широкого поля,
Утирает слезу… Отняла
Русской силы Земля половину:
Выезжай на иную путину,
На иные дела!

В этом стихотворении два богатыря — Святогор и Илья — названы братьями. Вспомним, что богатырь Святогор в восточнославянской мифологии – богатырь-великан «выше леса стоячего, ниже облака ходячего». Он не ездит на святую Русь, а живёт на высоких Святых горах; при его поездке Мать — Сыра Земля потрясается, леса колышутся и реки выливаются из берегов. Святогор является русским древнейшим богатырём, дохристианским, божественным и могучим.

Илья же представляет другое «поколение» русских богатырей, связанных с христианской эпохой, служением народу.

Обратим внимание, что герои едут на «гривастых», «косматых» и «разлатых» лошадях. Слово «разлатый» употреблено не столько в своем прямом значении – «расширяющийся кверху», сколько с целью создания ассоциативного противопоставления со словом «латать»: раз-латый – в противовес заплатанному.

Бунин не показывает ничего героического в своих героях.

Способные принять корыто за гроб, они кажутся глупыми, а безрассудное желание Святогора пошутить со смертью оборачивается катастрофой: надутый «во всю печень» Илья, стремящийся решить проблему только силой, терпит поражение.

Обратим внимание на повторяющийся суффикс -аст- (-ат-) . Он имеет значение «наличия в изобилии», излишка — косматый, бородатый, лохматый. Бунин рисует нату́жную силу и искусственное величие богатырей, и не случайно возникает рифма: «рубит — губит». С такой же быстротой и оголтелостью, как берется за дело, Илья сдается и бросает меч: на то, мол, «воля Божья».

Финальные строки устрашают читателя:

Выезжай на иную путину,
На иные дела!

На какие «дела» способен такой богатырь и в какую «пучину» он может ввергнуть свой народ?

Подумайте, а возможно эти строки можно понять по-другому: не как оголтелую речь героя самому себе, но как слова автора, произнесенные с надеждой: выезжай, богатырь Илья, выезжай же скорее на иную — верную — дорогу?